Поступают сообщения о минировании самых различных объектов – от офисных центров до вокзалов и ТРЦ. Самое большое количество «минированных» объектов наблюдалось во Львове и Харькове. К примеру, во Львове 2 июля снова заминировали 10 офисных центров. Чтобы обсудить сложившуюся ситуацию и разобраться, в чем состоит причина «эпидемии» так называемого телефонного терроризма, корреспондент ГолосUA побеседовал с профессором криминалистики Виктором Бояровым.
— Виктор Иванович, почему, несмотря на ужесточение наказания за телефонный терроризм (согласно 259-ой статье УК), звонков о минировании объектов становится с каждым годом все больше?
— Думаю, это связано с общим ухудшение положения в стране. Но если посмотреть на конкретную статистику мотивации раскрытых преступлений, то зачастую в качестве причины указана хулиганская выходка в стиле «напились — позвонили». Что же касается ситуации, где запугивание населения готовится заранее, то звонивших найти значительно труднее. И если бы их смогли разыскать и задержать, то тогда можно было бы конкретно говорить о подрыве экономики, о запугивании и т.д. Если вы захотите позвонить с данной целью, то перед вами будет стоять несколько вопросов, поскольку ведется видеонаблюдение, да и ваш голос может быть в базе данных полиции. Также вас можно вычислить и по времени совершения звонка. После чего просматриваются камеры видеонаблюдения.
— Полиция сообщает время от времени о том, что удалось задержать то или иное лицо виновное в акте ложного минирования. Но, тем не менее, удается задержать далеко не всех…
— Если говорить о тех, кто занимается этим по указанию конкретного лица с конкретной целью, то, конечно же, они подходят к делу профессионально, поскольку их задача не дать «засветить» себя, чтобы не попасть в тюрьму.
Зачастую у нас бросаются силы именно на резонансные преступления, связанные с убийством, похищение и т.д. И если на первоначальном этапе расследования виновника не нашли, дело «зависает» как квартирная кража. Конечно, все имеющиеся данные, к примеру, голос звонившего, заносится в систему учета. И не остается ничего другого, кроме как ждать, когда появятся новые детали.
На первоначальном этапе следователи ставят на учет конкретный объект, пытаются идентифицировать голос звонившего, сопоставляя его с имеющейся голосовой базой, пытаются узнать, с какого телефона был сделан звонок, откуда или с какого компьютера, поскольку преступник должен государству восполнить ущерб и затраты на все необходимые процедуры и действия.
Когда конкретное дело еще считается резонансным, следователю выделяют конкретное время на его раскрытие. Но если достаточно скоро поступает информация о новых преступлениях, требующих внимания, данное дело более считается не актуальным. Поскольку взрыва не было.
— Я встречал предложения о том, что для снижения волны ложных минирований нужно перестать отвечать на данные вызовы и не выезжать на конкретный объект…
— К подобным звонкам нужно всегда относиться всерьез. И если со стороны органов не последует никакой реакции, это вовсе не означает, что проблема решится. Ведь звонки приходят о минировании детских садов, кинотеатров, торговых центров – то есть, мест скопления большого количества людей. И всегда остается вероятность, что взрывное устройство все-таки заложено. К тому же у милиции есть свои функции. Если поступило сообщение о минировании, значит, нужно действовать согласно инструкции – оцепить объект и ждать приезда группы, которая будет обследовать помещение.
— Чтобы реально заминировать объект, нужно пронести взрывчатку, установить ее, при этом сложно остаться незамеченным, ведь снаружи и внутри зданий устанавливаются камеры наблюдения…
— На момент получения сообщения, данные, изложенные в звонке – это исходная информация. И кроме нее, больше нет ничего. Кроме того, есть много других нюансов, о которых также ничего неизвестно. Ведь конкретное здание мог заминировать и человек, который в нем работает. Поэтому анализ производится уже потом, после того, как событие произошло и здание было обследовано.
К тому же в Украине сейчас происходит достаточно много взрывов. Тогда как несколько лет назад это была большая редкость. Но поскольку теперь на руках у населения много не только самого оружия, но и боеприпасов, которые поступают из зоны боевых действий, это стало обыденностью.
— Глава Нацполиции Сергей Князев заявил, что телефонный терроризм является одним из методов осуществления гибридной войны России против Украины. Как бы вы оценили такой взгляд на проблему?
— Не думаю, что слова, сказанные Князевым, имеют реальную доказательную базу. Россияне сами испытали на себе, что такое телефонный терроризм, когда происходили ложные минирования в Свердловске или в Челябинске.
— В МВД сообщали, что звонки поступают, в том числе с территорий ДНР и ЛНР…
— Это, конечно, возможно. Но не более того. Ведь в основе все равно находится хулиганский мотив. Если исходить из тех «минирований», которые были успешно раскрыты, то, как правило, причина крылась в том, что кто-то с кем-то поругался и расстроился. Здесь мотивация, конечно, другая.
Что же касается тех звонков, которые не были раскрыты, то среди них могут присутствовать такие, которые имели своей целью дестабилизацию обстановки внутри страны. После чего возможны у населения отключения газа или света в целях безопасности. Но, как правило, это происходит перед выборами.
Вместе с тем, я могу точно сказать, что исходя из статистики и невысокой латентности, преступления, как правило, не сразу проявляются, поскольку существует вероятность реального взрыва. Но все они вносятся в реестр досудебных расследований. Определенная часть нераскрытых преступлений остается. Но их немного.
Когда человек пьян или чем-то расстроен, он может решиться на звонок. Но если он находится в нормальном состоянии, то десять раз подумает.
Касательно же заявлений о том, что к этому причастны спецслужбы той или иной страны — это крайне спорный вопрос.
— В некоторых статьях, посвященных данной теме, можно встретить попытку составить портрет телефонного террориста и назвать причины, по которым люди совершают подобные звонки. Как вы считаете, возможно ли составить такой портрет или же стоит говорить о разных мотивах людей в зависимости от конкретной ситуации?
— Психологический портрет, как правило, создают для лиц, которые серийно занимаются теми или иными преступлениями. Но вместе с тем он мало что говорит о реальном человеке. По данному случаю можно вспомнить слова о нью-йоркском бомбисте середины прошлого века, про которого говорили, что «он ходит в сюртуке, застегнутом на все пуговицы».
Если говорить о другого рода преступниках, к примеру, серийных убийцах, то в данном случае особенности связаны с нахождением на месте происшествия и манипуляциями с трупом. Из чего можно сделать некоторые выводы.
Говоря же о ситуативных преступлениях, говорить о составлении психологического портрета нельзя, поскольку могут иметь место самые разные причины, о которых известно только самому позвонившему. К примеру, человеку не понравился город или обслуживание на вокзале. Он взял и позвонил в отместку. А потом взял и уехал. Найти его в таком случае, конечно, практически невозможно.
Конечно, есть и психически неуравновешенные люди, которые могут напиться и позвонить, чтобы почувствовать себя героем. Но таких, как правило, находят.
— На ваш взгляд, имеет ли смысл увеличивать наказание по 259-ой статье УК?
— Я не вижу необходимости в ужесточении наказания. Если бы каждое такое дело имело оконченный состав преступления, то это можно было бы квалифицировать как акт терроризма. Так как если будет взрыв и жертвы, то будет и конкретная квалификация. Например, убийство особо опасным способом (для многих людей). И в таком случае злоумышленник может получить наказание вплоть до пожизненного заключения. Но в большинстве случаев речь идет о простом хулиганстве. Поэтому, наказание в шесть лет тюремного заключения, с моей точки зрения, как адвоката — это достаточно много. Но такой срок могут дать только человеку, который продолжает заниматься этим серийно, несмотря на то, что уже был уличен в данной деятельности. Но, как правило, за подобные выходки дают не более двух лет тюрьмы. Поэтому я не вижу необходимости в ужесточении наказания.
— Можно ли сравнить наказание по 259-ой статье УК с мировой практикой?
-То наказание, которое прописано в нашем законодательстве, достаточно серьезное — от 2 до 6 лет. И не думаю, что где-то может быть больше. Разве что, скорее, только в США, где серьезно обстоят дела с террористической угрозой.
По-моему, важно таких людей «бить по карману», четко оценивая моральный и материальный ущерб от такого действия. И тогда человек будет понимать, что ему грозит в случае звонка.
Но если же говорить о конкретном звонке, после которого произошел взрыв и были жертвы, то конкретный человек будет нести ответственность уже по оконченному составу преступления.
— Как вы считаете, какова ситуация в Украине в вопросе борьбы с терроризмом?
— У нас есть закон о борьбе с терроризмом, статьи и специальные подразделения. То есть, формально имеется все необходимое. Но вместе с тем государство не хочет брать на себя ответственность по охране критических объектов — шахт, элеваторов, железных дорог, атомных станций и т. д. Не говоря уже о том, что у нас не охраняются даже мосты в городах. И стоит произойти одной аварии, чтобы в «час пик» парализовать движение значительной части города. Вместе с тем у нас также есть множество предпосылок для техногенных катастроф. К примеру, мусорные зоны под Киевом. И стоит поджечь один из таких полигонов, чтобы создать в столице неблагоприятную экологическую ситуацию.
По материалам: golos.ua