Кирилл Рихтер
Композитору Кириллу Рихтеру всего 29 лет, а он уже покоряет самые престижные концертные залы. Пианист, закончивший музыкальную школу экстерном, эстет, интеллектуал и новый герой светской тусовки, он пишет музыку для кино, сотрудничает с Сергеем Полуниным и гастролирует по всему миру. В преддверии большого московского концерта в «Зарядье» 25 апреля SPLETNIK.RU встретился с Кириллом и поговорил о музыке, балете, Майкле Джексоне и многом другом.
Кирилл Рихтер, как комета, ворвался в культурную и светскую жизнь Москвы всего каких-то пару лет назад. И сразу стал событием в жадной на новые лица столичной среде. Юный, неопытный, скромный, но очень талантливый, он как-то между делом стал популярным сначала в узких кругах меломанов, а затем и у широкой аудитории.
Композитор-самоучка, который вообще-то учился в институте ядерной физики МИФИ, а после — в Британке, где пробовал свои силы как модельер, Рихтер свой первый большой концерт дал только в 2017 году, и сразу в знаковом месте на карте Москвы — в Колонном зале Дома Союзов. Ему аплодировали стоя. После — чего только не было: европейские фестивали, сочинения для симфонических оркестров, работа в кино и даже тема для ЧМ-2018. А еще глянцевые фотосессии, приглашения на модные вечеринки, бесконечные интервью и растущее число восторженных поклонников.
В планах — выступление в легендарном зале «Альберт-Холл» в Лондоне и гастрольный тур по всей России. Но до этого Кирилл даст большой концерт в Москве, где представит свой первый альбом Chronos. О нем и не только мы и поговорили с композитором.
Как началось ваше музыкальное образование?
Мне было лет 10, когда я начал ходить заниматься на дом к Светлане Владиславовне Фоминой, своему первому музыкальному преподавателю. Потом был очень большой промежуток — между моим домашним образованием и формальным завершением экстерном музыкальной школы. Тогда я уже немножко сочинял для себя и пошел в школу, просто чтобы получить какой-то документ. Я не думал, что школу получится закончить так быстро. В этом мне очень помогла моя вторая преподавательница, Нина Васильевна, которая дала мне другой критический взгляд на игру. Вообще она дала мне очень много полезных идей, из которых потом сформировалась моя исполнительская манера. Два этих преподавателя – единственное, что на меня каким-то образом повлияло.
В музыкальной школе у меня все время был красный дневник, двойки, замечания: «неверные пальцы», «опять не выучил материал». Поэтому потом я, конечно, с открытым ртом смотрел на свой красный диплом. Да, я получал двойки, но каким-то образом в четверти мне выводили хорошие оценки. Плюс я выиграл местную музыкальную олимпиаду, и мне разрешили не сдавать сольфеджио и музлитературу. Программу на экзамен я выучил за последние две недели. Все, конечно, было сырое — стыдно сейчас даже вспоминать.
Позже, когда Нина Васильевна еще была жива, я заезжал к ней и показывал свои первые сочинения. Она была очень рада, что я сохранил любовь к музыке, ведь она-то думала, что все сложится иначе. Думаю, она была бы рада, если бы узнала, как у меня сейчас дела.
Сколько часов в день вы занимаетесь у инструмента?
Все всегда думают, что это какие-то ужасные цифры вроде 12 часов. На самом деле нет. Я считаю, что лучше недоиграть, чем переиграть. Для того чтобы сохранить свежесть, драйв и легкость, нельзя выхолащивать музыкальный материал — для меня важнее минимальное несовершенство. Если ты репетируешь до такого состояния, что все становится рафинированным и скучным, то это большая потеря. Каждый раз надо находить что-то новое, добавлять чуть-чуть — в динамике, импровизации, штрихах и так далее. Чтобы люди чувствовали, что это живой материал.
Меньше всего мне хочется превратиться в ископаемое, которое играет материал, который и ты сам давно знаешь, и все вокруг давно знают. Я хочу отказаться от этого в своей музыке.
Расскажите о концерте в «Зарядье». Как готовились к нему, какой будет программа, чего ждете от выступления?
Для меня это главный концерт года и, наверное, вообще последних двух лет. Это очень большая дата — день рождения альбома Chronos, который выйдет одновременно с концертом, в том числе на виниле и на CD. Эта музыка уже многим известна, но официальный релиз состоится только сейчас.
Программа концерта частично будет состоять из уже известных произведений, частично — из новых сочинений. В первой части мы сыграем в составе трио: я, Алена Зиновьева (скрипка), Август Крепак (виолончель). Во второй будет оркестровая программа с дирижером Станиславом Малышевым и со смешанным оркестром (струнные, ударные), где прозвучат мои оркестровые сочинения, которые в альбом не вошли, но следуют за ним. А еще будет две версии оркестровых сочинений, которые есть в альбоме, — это Chronos и Mechanisms. Их мы повторим два раза: сначала в формате трио, а затем уже вместе с оркестром.
Перед концертом мы едем на ряд фестивалей в Европе и откатаем до «Зарядья» всю программу еще во многих местах, хотя оркестровая музыка в таком составе прозвучит впервые.
Параллельно с этим вы же еще работаете как кинокомпозитор…
Я не так много написал для кино на самом деле. Но я определенно счастлив с музыкой для Ивана Твердовского к фильму «Подбросы» — получилось ровно то, что я хотел. В принципе то же самое я чувствую сейчас в работе для Анны Меликян и Кости Хабенского — я пишу музыку к фильму «Фея», над которым мы уже заканчиваем работу. Но музыка в кино — это гораздо большие рамки для композитора, чем тот же балет. В балете я чувствую себя абсолютно свободным — там я счастлив. Мне не надо ничего менять: как пишу, так и танцуют. Вот это счастье. То же самое в личных сочинениях — никто тебя не ограничивает. А в кино, конечно, ты должен иногда подрезать крылья.
Вы заговорили о балете. Расскажите об этой работе.
Ой, сейчас боюсь даже — пока еще рано. Я уже работаю, и все подтверждено, но это такой ритуал сохранения энергии: не рассказывать, пока не сделано. В целом пока могу сказать только, что готовится большая работа.
До этого у меня уже были небольшие попытки. Я работал с Мариинским театром, с хореографом Ильей Живым — делал для них номер «Мечтатель». Эта музыка, кстати, вошла в альбом Chronos.
С Сережей (Сергей Полунин. — Прим. ред.) мы делали проект The Frames для Дней культуры Катара в Москве. Я для него написал музыку The Song of Distant Earth («Песни далеких земель»). Очень интересный опыт: смешение культур, работа с катарскими музыкантами…
Как вы познакомились с Сергеем Полуниным?
Через агентство, которое занималось катарским проектом. Естественно, все кандидатуры одобрялись или отвергались посольством. У них было несколько вариантов, в итоге они связались со мной и Сергеем. Есть еще и третий человек в этом проекте — режиссер Ладо Кватания.
Нашей совместной работе будет посвящена выставка в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре, которая откроется в мае. Одновременно с ней выйдет и клип Frames.
Вокруг Сергея Полунина в последнее время было много скандалов. И дело даже не в портрете Путина на груди, а в дискриминирующих высказываниях, которые появлялись у него в инстаграме…
Ну, по-моему, сейчас все в порядке.
Но никогда же не знаешь, когда будет рецидив!
Я бы не употреблял медицинскую терминологию. Конечно, я в курсе того, что происходит. Но если я поддерживаю человека и считаю его своим другом, то я поддерживаю его в целом. Это не значит, что мы между собой все это не обсуждаем. Но каждый человек имеет право на свое мнение, и вы всегда должны уважать чужой выбор, даже если он вам не близок, должны уважать право человека на его собственное тело, на возможность делать любые татуировки, поклоняться любому богу и быть любого цвета кожи. Это уважение границ.
Понимаете, у Сергея свой способ коммуникации. Например, его обвиняли в том, что он ненавидит геев, но это ведь все неправда. Он же писал не про это: он только говорил о различии женской и мужской энергии. У него нет никакой гомофобии. Это вообще очень добрый человек. Людям со стороны очень сложно, не зная его, воспринимать все это.
Давайте обсудим другую острую тему. Не могу не спросить о нашумевшем документальном фильме про Майкла Джексона, который буквально разделил музыкальную индустрию на два лагеря. У вас есть какая-то позиция на этот счет?
Во-первых, я не смотрел фильм, а во-вторых, я никогда не был фанатом Майкла Джексона. Может быть, кого-то это удивит, ведь я вырос примерно в то время, когда мог бы стать его фанатом, — но не стал.
К ситуации этой у меня сложное отношение и непонятное. Что меня удивляет, так это страсть копаться в грязном белье. Возможно, это в принципе характеризует современное человечество: единственное, чем сейчас каждый может манипулировать, это его тело и неприкосновенность. Это сегодня и происходит.
Среди вашей публики много совсем юных. Современные подростки, 15-17 лет, они сильно отличаются от того, какими мы были в этом же возрасте? Что в них есть такого, чего не было в нас?
Да, отличаются — и сильно. Мне очень нравится, какие они, и я счастлив, что часть моих слушателей — это именно эти молодые люди
У них есть свобода, у них ясные головы, они намного раньше, чем мы, стали эрудитами в каких-то сферах. Я думаю, что они, став взрослыми, смогут принимать правильные решения. Я бы на них поставил.
Вы скучаете по юности? По тому, каким было время и каким вы были в то время?
Нет. У меня ничего не изменилось. Только в лучшую сторону. Непосредственность я не потерял, хотя, возможно, обрел какие-то предубеждения. Возраст — это тот параметр, который я вообще не расцениваю в человеке.
А друзья из детства у вас остались?
Да, у меня есть подруга, с которой мы редко видимся, но знаем друг друга уже 20 лет. Мы в детстве ходили заниматься вместе, играли в четыре руки. Что мы дружим, это, конечно, удивительно, потому что вообще время и обстоятельства смыли остальных людей — не столько физически, сколько в смысловом плане. Думаю, так всегда происходит, ведь мы вчерашние – это уже не мы. Я не могу пожать руку себе прошлому и сказать, что я это я — это другой человек.
На какой музыке вы сами росли, кого слушали и любили?
Слушал я все подряд и рос на том же, что и все. У меня не было какого-то специального музыкального воспитания. У моей самой первой преподавательницы Светланы Владиславовны, к которой я ходил заниматься на дом (думаю, самой важной для меня), был большой набор пластинок, и я мог брать что угодно. Я заслушал до дыр все эти советские телетайпы. Там все было мое любимое: «Болеро» Равеля, «Кармен-сюита» Родиона Щедрина, Токката и фуга ре минор (Бах), «В пещере горного короля» (Григ) — много всего было. И все эти вещи из классической музыки для меня стали знаковыми. Это такая классическая попса, но эта музыка, конечно, не виновата в том, что она стала настолько популярной — просто она действительно классная. Я думаю, что ее можно открывать по-новому.
А вообще я слушал все подряд: то, что было по радио, на кассетах «Союз», на видеокассетах, по радио, в интернете… Сейчас я слушаю электронику, минимал-техно, рок. Конечно, много инструментальной музыки. Какое-то время мне очень нравилась группа Florence and the Machine. Я и сейчас ее очень люблю, но уже нет времени следить за ней.
Вообще у меня были разные периоды. Когда-то я слушал абсолютно хипстерские инди-группы, когда-то — очень депрессивный дарк трип-хоп.
Вы часто ездите по миру. Не возникало желание переехать?
В принципе меня ничто не останавливает — я в любой день могу переехать в любую страну. Но я действительно люблю Россию, люблю людей, которые здесь. Здесь все мои любимые и дорогие люди. Плюс у меня есть огромное чувство ностальгии: когда уезжаю надолго, я начинаю скучать. Дурацкая черта. Есть люди, которые совершенно не привязаны какому-то географическому месту. А у меня есть определенное ощущение дома.
Дом — это Москва?
Сейчас Москва. Когда-то это было Подмосковье, потому что я там родился. Часть моей семьи, живет в Украине, в Полтаве, это тоже мой дом.
Вам близка поэзия?
Мне она определенно интересна. Больше мне близка символистская поэзия: Гарсиа Лорка, Поль Целан, Бодлер. В русских я ценю качественную депрессию: Пастернак, Бродский, Цветаева. Это если мы говорим о старых мастерах.
Сейчас мы делаем некоммерческий проект с Павлом Чаплыгиным, вдохновленный «Реквиемом» Анны Ахматовой: я пишу музыку, а молодые люди читают стихи. Это группа энтузиастов абсолютно разных специальностей — модели, актеры, просто любители поэзии. Все они читают строфы из «Реквиема» Ахматовой, и это концептуально завязано на погружении в эти страшные времена. Сначала, признаюсь честно, я не совсем серьезно отнесся к этой работе, а потом у меня начались какие-то личные откровения, связанные с моим прадедушкой, который был репрессирован. Благодаря этому проекту я начал искать информацию о нем и узнал, что он был реабилитирован в год моего рождения.
Для меня это личный проект. И он дал начало идеям, которые войдут в мое новое сочинение «Русский реквием». Многие смеются, спрашивают, не рано ли мне реквием писать. Но я пишу его с совсем другой целью — этот панихида для целой эпохи русского народа, с надеждой, что она никогда не повторится. Но эта музыка пока что сильнее меня. Думаю, что найду в себе силы закончить ее: возможно, премьера будет уже осенью.
По материалам: www.spletnik.ru