Укринформ продолжает серию публикаций мультимедийного циклового проекта “КАЛИНОВИЙ К@ТЯГ”
Такого западная цивилизация еще не знала — карательные органы Государства одним махом уничтожили целую художественную школу. Именно так: не ярких личностей, а целую школу в живописи. Враги народа, и все тут – расстрелять…. Это произошло 13 июля 1937 года. Продолжаем проект «Калиновий к@тяг», которым возвращаем внимание к важным страницам нашей истории, к ярким и незаурядным личностям, которые творили эту историю…
Итак, 13 июля 1937 года в Киеве расстреляли известного украинского художника, 56-летнего художника-монументалиста Михаила Бойчука, лидера группы бойчукистов.
В тот же день стал к стенке другой участник группы, художник, живописец, график, художник-монументалист, арт-критик и педагог Василий Седляр. Сначала художника шаблонно обвинили в пропаганде “националистического формализма”, уволили с должности преподавателя. Потом арестовали, увезли из Харькова в Киев и по-деловому расстреляли.
13 июля получил смертельную пулю ката и Иван Падалка, художник и график, принадлежащий к группе бойчукистов, — по стандартному обвинению в пропаганде “националистического формализма”, который в условиях Советской Украины отождествляться с… буржуазным национализмом.
Расстреляли Ивана Липкивского, вообще портретиста, который работал в жанре соцреализма. За полгода до того неожиданно арестовали, а дальше – по схеме: формализм – национализм — терроризм.
Чуть позже, 11 декабря 1937 года, пулей наградили жену Михаила Бойчука, графика, профессоршу Киевского художественного института Софию Налепинскую-Бойчук. Не имело значения, что прошло восемь лет, как пара рассталась. Обвинения знакомые — участие в “антисоветской националистической террористической организации” и “сотрудничество с иностранной разведкой”.
Наконец, 3 марта 1938 года арестовали известного реставратора, живописца, участника стартового состава “нео-византинистов” Николая Касперовича, и уже 7 мая личное имущество участника “украинской контрреволюционной фашистской организации” по решению тройки УНКВД Киевской области конфисковали, а самого узника уничтожили.
***
Как появилась горькая для поколения украинского расстрелянного Возрождения и проклятая большевистская мантра: формализм — национализм — терроризм — фашизм?
Чем и перед кем провинились художники?
Кто стал их Понтием Пилатом от Революции?
Решение завести следствие в деле, а, например, Михаила Бойчука и его жену посадить, приняла оперуполномоченный IV отдела УГБ НКВД УССР Пера Исааковна Гольдман. Не первый раз по ее постановлениям агенты НКВД вырывали из украинской культуры и отправляли в вечность Возрождение расстрельного периода: Остапа Вишню, Олеся Досвитнего, Костя Котко, Ивана Подхалима, Олексу Слисаренко…
Та сволочь, Пера Гольдман, родилась в марте 1901 года не в Московии, а в семье мелкого торговца на Черниговщине. Как было принято среди энкаведистов, не-полная-дура получила только низшее образование, быстро сообразила, что к чему, в органы пошла работать с 1922 года и за 24 года дослужилась до звания майора госбезопасности.
Украина должна знать и высоких героев, и подлых негодяев.
***
Пока серафимы, архангелы, херувимы и престолы рассматривают уничтоженные в Украине монументальные фрески, коллективно созданные украинскими “нео-византинистами”, начнем печальный рассказ.
И пусть небесное воинство оберегает души наших земляков во веки веков.
 Михаил Львович Бойчук |
Украинский художник, маляр-монументалист, будущий лидер группы бойчукистов Михаил Львович Бойчук родился 30 октября 1881 года в селе Романовка Теребовлянского уезда, которое тогда находилось в составе Королевства Галиции и Лодомерии. Извините, село – это слишком громкое название, на самом деле то был хуторок, Богом забытый уголок в 18 километрах от Теребовли.
Отец украинского гения работал земледельцем, а подписывал частные письма или Лев, или даже Левонтий. Мать — Анна Андреевна была простой селянкой. После смерти жены, которую Господь забрал 9 апреля 1907 г., отец женился во второй раз. От первого брака Левонтий Бойчук неутомимо поднимал детей — Михаила, Ивана, Дмитрия, Марию, Тимка, Екатерину и Юлию, а когда женился во второй раз, то Иисус послал еще и Елену и Розалию.
Не было времени на детей у отца, с рассвета до ночи работал, чтобы прокормить семью — было в семье 14 моргов (нем. morgen; в целом — 4,6 га); в Автров-Венгрии не сотками или гектарами мерили поля, а моргами.
Не сохранилась родительская хата, где прошло детство Михася, сгорела она после какой-то войны, пожарище хозяйственные соседи разобрали. Так в безвестность исчезли ранние рисунки украинского художника.
***
Видели и родители, и селяне на кутке, что с детства мальчик увлекся рисованием. Мог бы талант остаться анонимным уездным богомазом, если бы не открытое сердце и страсть, которой подросток пылал. Заметил талант и изменил судьбу местный учитель из Романовки. Мимо он не прошел, не медлил, а подал во львовскую газету “Діло” умное объявление о юноше.
На публикацию откликнулся щедрый душой художник Юлиан Панькевич (1863-1933).
Так в 1898 году старший коллега по кисти помог Михаилу переехать во Львов, где сын земледельца познакомился с церковным искусством, иконописью и книжной миниатюрой. Особенно он заинтересовался византийские истоки украинского христианского искусства. Знаете, почему это произошло?
Потому что Миша попал к единственному — из возможных для себя — украинскому мастеру. И тот, едва ли не единственный в Королевстве Галиции и Лодомерии с Великим княжеством Краковским и княжествами Освенцима и Затора художник осмелился на апокрифическую, как для конце XIX века, идею. В своем творчестве Юлиан Панькевич украинизировал устоявшиеся шаблоны иконописи, изображая Богородицу и Иисуса в вышиванках….
Вот где, на мой взгляд, творческие истоки группы “нео-византинистов”, вот кто стал предтечей бойчукистов, оказав колоссальное влияние на их провожатого такшифа.
Благодаря мудрому на малярные апокрифы наставничеству Юлиана Панькевича молодой Бойчук одолел первую ступеньку к пониманию сути и природы византийской традиции в украинском живописи. На плодородную почву упало зерно.
Юлиан Панькевич и его коллеги — то была предельно преданная Идее плеяда теперь малоизвестных галицких художников, которые на алтарь искусства клали и жизнь, и смерть. Вот пример. Товарищ Ю.Панькевича по кисти художник, писатель, иконописец, народовец Корнило Устиянович (1839-1903) немало работал в церковной монументальной живописи: создал иконы для 50 церквей, 15 иконостасов, 11 стенописей. Даже умер он 22 июля 1903 г. в селе Долгое Дрогобычского уезда просто за святой работой над новым иконостасом в деревянной двухярусной колокольне типа четверик на четверике.
В том селе, недалеко от последнего места работы, его и положили в землю.
***
— Мир технически эволюционирует, и искусство должно успевать за современностью, несмотря на все эти перспективы, художественное пространство и пропорции, — поучал учеников мексиканский живописец, график и муралист Давид Альфаро Сикейрос (José David Alfaro Siqueiros, 1896-1974), с которым впоследствии будут сравнивать сына украинского земледельца.
В юности глубоких знаний Михаилу Бойчуку не хватало, поэтому он усердно посещал художественную студию Юлиана Панькевича, известного во Львове мастера масляных и акварельных пейзажей. Получив хорошее европейское образование в Школе изящных искусств в Кракове, где его педагогом был выдающийся представитель исторического жанра в польской живописи Яна Матейко (1839-1893), в свое ателье наставник учеников подбирал тщательно. Среди остальных у Юлиана Панькевича в академическом рисунке чуть позже упражнялись известные в Галиции художники: Северин Борачок (1896-1975) из Теребовли, Владимир Баляс (1906-1990) из Рогатина и другие.
Не только в искусстве, в любом ремесле оказаться в нужное время и в нужном месте, это — судьба. Так произошло и с 17-летним Мишей Бойчуком.
В 1898-м году творческий Львов бурлил. Еще в прошлом году украинские художники Галичины были разрознены и не имели своего объединения, которое бы способствовало популяризации их произведений, устраивало художественные выставки. Было завидно, когда галичане смотрели на сплоченных польских коллег, которые с 1863 г. в городе Льва сами создали благоприятные условия для творчества. Потому что активно заработало Общество друзей изящных искусств, которое действовало как филиал Краковского общества.
В конце концов, отрешенность национальных художников активистов не удовлетворяла, но социальные лень — это давняя творческая болезнь.
Своей искренностью идея создать свое украинское общество художников давно увлекала Корнила Устияновича и Юлиана Панькевича, но дело сдвинулось с мертвой точки только тогда, когда в 1897 г. по окончании краковской Школы изящных искусств во Львов перебрался Иван Труш (1869-1941) — замечательный пейзажист, портретист, мастер бытового жанра, один из известных западноукраинских художников своего времени. Пылкий энтузиаст национального искусства, он развернул в Галичине активную культурно-общественную деятельность, установил тесные связи с украинской интеллигенцией, познакомился и сдружился с Иваном Франко (1856-1916), который возглавлял все прогрессивное движение и культурную жизнь Львова.
Итак, в 1898 г. Иван Труш, Юлиан Панькевич, архитектор Василий Нагорный и еще несколько украинофилов-энтузиастов основали во Львове Общество «для розвою руської штуки». Его целью стало объединение украинских художников Галичины. В состав Наблюдательного совета Общества вошли архитектор Василий Нагорный (председатель; 1848-1921), Иван Труш (директор) и Юлиан Панькевич (секретарь). Цеховая община должна была обеспечивать работой членов, оказывать им материальную и моральную поддержку.
Таким образом молодой Бойчук оказался на второй ступеньке своего личного восхождения к пониманию сути и природы византийской традиции в украинской живописи. Плодородную почву братья решили обрабатывать художественной толокой.
§2 утвержденного Устава настаивал: "Дбати про розвій руської штуки взагалі, а особливо: малярства, як церковного, так і свідського”.
***
Чувство цвета находится в подушечках пальцев, и никто за тебя мир не воспроизведет. Первую художественную выставку во Львове «Товариство для Розвою Руської Штуки» организовало в 1898 г. В той экспозиции выставлялись Корнило Устиянович, Иван Труш, Юлиан Панькевич, Степан Томасевич (1859-1932), Олекса Скруток (1861-1914), Антон Пилиховский, Теофил Терлецкий. Яркий вернисаж стал первой попыткой убедительно популяризировать: во-первых, новооткрытую художественную мастерскую, которая выполняла работы по объему артистической живописи, резьбы и золотарства после композиций, а именно: религиозные образы к иконостасам, алтари, хоругви, на тетрапод, плащаницы и т. п; во-вторых, публично популяризировать все западноукраинское искусство.
Не страшно, что из-за небольшого количества экспонатов в полной мере ни первая выставка, ни дальнейшие экспозиции «Товариства для Розвою Руської Штуки» 1900, 1902 и 1903 гг. не составляли полного представления о художественной жизни Галичины.
Для развития любой великой Идеи нужны Время и Личности.
Следовательно, активистам, которые сначала нашли себе бюро по ул. Подвальной, 17, а в январе 1899 года перебрались в дом Научного Общества имени Т.Г.Шевченко на ул. Чарнецкого, 26, — приходилось все делать самим.
Иван Труш написал две развернутые рецензии на пилотную выставку 1898 г., напечатанные в местных “Літературно-науковому віснику” и газете “Діло”. В обоих обзорах автор выразил неудовольствие состоянием тогдашнего украинского искусства, в частности живописи, критиковал за тематическую ограниченность коллег, сентиментально-романтическую трактовку и засилье бытовых сцен, отсутствие глубины художественного содержания. Хуторянство нужно было быстро преодолевать. Потому что, как отметил рецензент: выставка не заявила ни одной картины на действительно свежую народную тематику:
— Коли в Європі вже давно про інше думають, наше малярство… продукує здебільшого релігійні образи… Тим часом в останніх літах європейські малярі звернулися до краєвидів і витворили річ нову: НАСТРІЙ (читай: impressionnisme, від impression — враження — О.Р.); се якраз арена для… української ліричної вдачі.
***
Когда творческие люди объединяются в общины, они коллективно сознательно усиливают интеграционные процессы. За семь лет галицкие художники пришли к выводу: хватит вариться в руськом соку. И само по себе возникло стремление углубить связи и творчески объединиться с художниками… Приднепровья.
Логическим завершением творческого объединения стала во Львове “Вистава українських артистів” — первая совместная экспозиция произведений киевских и львовских художников, организованная в 1905 г. Обществом сторонников украинской литературы, науки и искусства.
Собственные произведения публике представили киевские художники Иван Макушенко (1867-1955), Николай Бурачек (1871-1942), Фотий Красицкий (1873-1944), Виктор Масляников (1877-1944) , Михаил Жук (1883-1964) и Иван Гальвич.
Из числа львовян выставились Иван Труш, Юлиан Панькевич, Антон Манастирский (1873-1969), Модест Сосенко (1875-1920), Евгений Турбацкий (тогдашний председатель общества “Для розвою руської штуки”).
Очень важно, что на “Виставі українських артистів” демонстрировались образцы современного декоративно-прикладного искусства – произведения киевских и полтавских народных ткачих, гуцульских резчиков по дереву.
Путем единства художников с обеих сторон Днепра разорванный пополам между двумя империями украинский народ искал вожделенного воссоединения. Для начала — хотя бы в искусстве.
Довольно быстро украинская живопись взрослела, а интеллектуальный уровень реально избавлялся от хуторянства. В том же 1905 г. в культурной жизни Галичины произошло еще одно знаковое событие — во Львове опубликовали первый украинский художественный журнал “Артистичний вісник”, изданный благодаря организационным стараниям художника Ивана Труша и композитора Станислава Людкевича (1879-1979). Что очень важно, в том рупоре Союза певческих и музыкальных обществ ряд статей на художественные темы напечатали именно художники, а не арт-критики. В частности Юлиан Панькевич вместил, на минуточку, собственное исследование о выдающемся японском графике Кацусики Хокусая.1760-1849), творчество которого была близко автору.
За семь лет пребывания во Львове молодой Бойчук одолел колоссальный творческий путь и взошел на третью ступеньку своего личного понимания сути и природы византийской традиции в украинском живописи. Предстояло научиться плодородную почву — уже по обе стороны Днепра — обрабатывать новейшими индустриальными приемами.
***
Чтобы сверхважное дело преодоления художественной отсталости в родном крае сдвинуть с места, нужны были Совесть, Личность и колоссальные средства.
Все сложилось, когда на историческую сцену вышел Божий Человек.
Неизвестно, какими бы окольными путями блуждало на рубеже ХХ века в Галиции украинство, если бы к его развитию активно не приобщился новый митрополит Галицкий Андрей Шептицкий (мирское имя Роман Мария Александер Шептицкий; 1865-1944).
Начало его митрополитства (1901-1944) пришлось именно на годы национального пробуждения в художественной жизни Королевства Галиции и Лодомерии.
Андрей Шептицкий
Лично Андрей Шептицкий приветствовал третью художественную выставку во Львове (1905), которая при его содействии почти полностью была закуплена ценителями искусства!
Кроме того, митрополит поддержал и воплотил в жизнь идею создания Национального музея, потому что четко понимал — для духовного возрождения края следует объединять и постоянно показывать живые творческие силы.
Тогда в Королевстве Галиции и Лодомерии не было собственной художественной академии, и архипастырь хорошо видел, как трудно добывать украинскому юношеству художественное образование. Юношам из бедных семей была заказана дорога за границу, в студии в европейских образовательных учреждениях. Поэтому Андрей Шептицкий финансово поддерживал национальные таланты, молодежь, которая хотела учиться.
В течение трех десятилетий его стипендиатами были, кроме Михаила Бойчука — Модест Сосенко, Николай Федюк, Иван Северин, Юлиан Маркевич, Яков Струхманчук, Николай Анастазиевский, впоследствии — Василий Дядинюк, Михаил Мороз, скульптор Михаил Паращук. На их обучение были потрачены огромные средства. При этом от своих подопечных благодетель требовал отчетов в виде… обыкновенных писем.
После окончания во Львове обучения в ателье Юлиана Панькевича молодой Михаил Бойчук пошел, было, на творческие хлеба. Поначалу талант материально поддержали Научное общество имени Т.Г.Шевченко и «Товариство для Розвою Руської Штуки».
Чтобы развиваться дальше, крайне необходимо было проторить тропу на Запад. Но как? Только благодаря усилиям благотворителей молодому художнику удалось в 1898 г. отправиться в Вену, где он поступил в тамошнюю Академию искусств (Akademie der bildenden Künste) на площади Шиллерплац. Ничего подобного он в Галиции не видел и не слышал: чтобы в Школе были не только классы, но и… картинная галерея на 250 оригиналов. И все — картины кисти известных мастеров от раннего Ренессанса до начала XIX вв.: Босх, Кранах, Рембрандт, Рубенс, Тициан, Мурильо и Гварди.
Преисполененный высоких надежд, Михаил Бойчук поднялся на четвертую ступеньку своего личного понимания сути и природы украинской живописи. Когда тебя выбирают пансионером, лучшим из лучших, с тобой за границу отправляют надежду на лучшую судьбу целого края. Можешь ли ты не оправдать вложенную в тебя надежду?
***
Не был он послушной марионеткой в руках старших советников, а к умным вещам прислушивался всю жизнь.
По совету Ивана Труша украинский студент перевелся вскоре в Школу изящных искусств (Szkoła Sztuk Pięknych) в Краков. Она принадлежала к числу лучших художественных учебных заведений тогдашней Австро-Венгрии. По сути, это была академия, хотя австрийское правительство, умаляя ее значение, называло заведение… школой.
В Польше Михаил Бойчук учился в 1898-1904 гг.: сначала — в классе выдающегося художника и гравера Леона Вичулковского (Leon Jan Wyczółkowski, 1852-1936), а на четвертом и пятом отделах — у известного портретиста, профессора Флориана Цинка (Florian Cynk, 1838-1912); тот преподавал чисто художественные науки и принимал к себе только тех студентов, которые на младших отделах Школы на отлично сдавали рисунок.
Как из рисовальщика сделать художника, профессор Цинк знал. Чтобы воспитать у студентов чувство цвета, обучение он начинал с исследований… натюрмортов. Тщательно добирались центральные предметы — с выразительными и резкими цветами, к ним добавлялись вспомогательные предметы-детали — со спокойными цветами. А еще мастер требовал, чтобы старшекурсники воспроизводили материальность предметов не одним цветом, но и техникой нанесения краски, то есть мазком.
Только когда ученики осваивали натюрморт, Флориан Цинк переводил студии на новый уровень, позволяя воспитанникам рисовать голову человека с натуры. Интересно, что он подбирал натурщиков исключительно с выразительными формами и чертами лица, для чего лучше подходили… пожилые мужчины. Заботливым способом пан Цинк воспитывал у начинающего художника цветоощущение, умение тщательно моделировать и воспроизводить точное индивидуальные детали формы каждого предмета.
Как галичанин учился? После окончания Краковской школы изящных искусств в 1904 г. украинца наградили серебряной медалью. Оставьте надежду, в том году никому из выпускников золотой медали не давали. То была пятая важная в личном рейтинге ступень в творческой судьбе молодого художника. И о первых зарубежных достижениях молодого Михаила Бойчука в свежем числе “Артистичного вісника” за 1905 г. не без гордости написал наставник, Иван Труш.
***
Авторская Богородица в украинском костюме
Как личный стипендиат митрополита Андрея Шептицкого, в 1906. талантливый художник отправился совершенствовать мастерство в Мюнхенской Академии искусств (Akademie der Bildenden Künste München). Нет, не все в Баварию ему понравилось. По сравнению с краковской Школой, учеба в Германии выглядело слишком… консервативно — и по сути, и по формам преподавания.
Разве что он выделил бы среди других профессора Франца фон Штука (Franz von Stuck; 1863-1928). К нему, как к необъявленному патриарху “мюнхенской школы”, ездили учиться Василий Кандинский, Пауль Клее, Йозеф Хенгге, Георг Карс.
Впрочем, весь этот прусский порядок, как на железной дороге…
Долго бы здесь он не выдержал и сам, а, вишь, оказия случилась.
Менее чем через полгода, призывника… превратили в жовнира австрийской армии. Тогда воин попал аж на северо-запад Балкан, в Далмацию.
После увольнения в запас Михаил Бойчук вернулся во Львов, немедленно позаботился о встрече с митрополитом Галицким и уговорил архипастыря выпроводить его обратно на студии: правда, не в Мюнхен, в художественную Мекку мира.
Об этом галичанин мечтал последние девять лет.
Самое первое письмо в Галицию, от 13 апреля 1907 г., молодой художник адресовал благодетелю, Андрею Шептицкому:
— Нині я ступив на паризьку землю….
Когда-то были другие архипастыри, если хотите, ближе к прихожанам, понятнее верующим. Потому что каким бы занятым не был митрополит Галицкий, но нашел время и посетил парижскую мастерскую своего стипендиата. Более того, он постоянно поддерживал материально талантливого пансионера.
Вот почему на молодого художника он имел огромное духовное влияние. Именно от Андрея Шептицкого художник взял само понимание духовной природы и украинской церковной живописи.
Стоит ли обращать ваше внимание на пятую ступеньку Михаила Бойчука к проникновению в глубинную суть византийского флера? Если судьба послала тебе такого советника, до гроба ты будешь благодарить Бога.
***
— Идти за мастерами! А зачем за ними ходить? Поэтому они и стали мастерами, потому что ни за кем не шли, — сказал вечный путешественник в живописи Поль Гоген (Eugène Henri Paul Gauguin; 1848-1903).
Тем временем в Париже Михаил Бойчук посещал: сначала, на улице Анри Монье в IX округе — Академию Рансона (Academie Ranson), основанную французским художником, графиком и дизайнером Полем-Елье Рансоном (Paul-Élie Ranson; 1864-1909), а затем — ателье Поля Серюзье (Paul Sérusier,1864-1927), который был прямым учеником Поля Гогена!
Да-да, именно Го-ге-на.
Обе творческие мастерские отличались демократичностью и пестрой студенческой средой. Это и понятно, здесь преподавали именитые французские художники: Морис Дени, Кер-Ксавье Руссель, Феликс Валлотон, Аристид Майоль, Эдуар Вюйар — все выходцы из символистской художественной группы “Наби” (фр. “Nabis”; от древнеевр — “пророк”, “избранный”; название предложил поэт Анри Казалис). Вот откуда у Михаила Бойчука заметно влияние французского модернизма.
В собственных картинах его новый учитель, Поль Серюзье, другие участники художественной группы “Наби” исповедовали, в первую очередь, такие художественные принципы, как декоративность, зрительный примитивизм, плоскость изображения — это все, что завещал великий мессия фовизма, это все, что лично ценил в новой живописи Поль Гоген.
Никто никому об этом не говорил, но фовизм строился на творческом методе — увидеть в картине коллективное сознательное и воспроизвести его так, будто тот сюжет автор случайно… подсмотрел. В своем диком неистовстве Гоген смотрел на коллективное сознательное, потому что видел коллективное… бессознательное.
Если Поль Гоген был первым великим художником, кто станковую картину превратил в декоративное панно, вытерев границы между этими видами живописи, то Михаилу Бойчуку суждено было стать первым великим живописцем, который в декоративно-прикладное ремесло вдохнул силу и величие византийской иконописи.
Резюме того периода? Если педагоги в своем творчестве опирались на постимпрессионизм, неоимпрессионизм и фовизм, то и студенты азы, хоть какие-то, узнавали. Учтите, это была шестая, крайне важная ступенька к совмещением самобытного украинского монументализма с византийским флером.
***
Оказавшись в столице Франции, галицкий художник в оригиналах увидел Поля Сезанна, Огюста Ренуара, Поля Гогена, Пабло Пикассо. Те полотна стали хорошим пинком, который помог быстро распрощаться с академической рутиной.
Живые современники искали новую художественную форму, переосмысливая прошлое, осваивая настоящее, обретая период за периодом простое и первичное, чем всегда питалось искусство примитива.
Вместе с тем Михаила Бойчука не захватили поиски чисто искусства.
Именно в Париже, когда удалось посмотреть на Украину издали, его посетила “думка зробити мистецтво добром, зробити мистецтво надбанням народних мас”. Но как в искусстве достичь баланса между творческим “Я” и коллективными потребностями?
Как прийти к тому, чтобы коллективное восприятие прекрасного не скатывалось к коллективной собственности на творческую мысль?
Решая важные вопросы, мировоззренческие вопросы для любого художника, украинец без представления о параллельном пути мексиканского собрата по величию, муралиста Давида Альфаро Сикейроса пришел к выводу: только монументальное искусство способно дать ответы на те вопросы.
Путь был открыт, предстояло в свою веру обращать неофитов.
 Михаил Львович Бойчук 1920 год |
Преданных последователей и учеников впоследствии Михаил Бойчук учил:
— Не бійтеся втратити індивідуальність. Хто краще працює, до того приглядайтесь. Не треба боятися запозичувати в іншого, треба намагатися зробити краще. Індивідуальність сама виявиться, коли майстер визріє.
Монументальне і вічне не може виникати із власного “Я”, потрібне колективне “Ми”.
Отже, нагальним стало питання про мистецький легіон, про художню школу, здатну справитися з грандіозними завданнями.
***
Вместе с соотечественниками, молодыми украинскими художниками Андреем Тараном (1886-1967) и Левко Крамаренко (1888-1942), которые тоже посещали Академию Рансона, львовянин жил в меблированных комнатах на рю Кампань-Премьер, 9 (rue Campagne отеле première). Здесь, на улице Первой компании, не первое десятилетие проживала столичная богема. Скажем, в невзрачном одноэтажном доме №14 какую-то из мансард не так давно арендовал поэт Поль Верлен (Paul Marie Verlaine, 1844-1896), у которого два месяца жил поэт Артюр Рембо.
В том самом доме №9 небольшую квартирку занимал личный секретарь Огюста Родена, австрийский поэт-символист Райнер Мария Рильке (Rainer Maria Rilke; 1875-1926). Рядом жил предтеча сюрреализма, итальянский художник Джордждо де Кирико (Giorgio de Chirico, 1888-1978), далее ютился художник и скульптор Амедео Модильяни (Amedeo Clemente Modigliani; 1884-1920)… Список знаменитостей, которые здесь жили или гостили, продолжили Пабло Пикассо, Гийом Аполлинер, Макс Жакоб, Фернан Леже, Марк Шагал, Наталья Гончарова.
Однако — не о них сегодня речь. На том же третьем этаже в доме №9 по улице Кампань-Премьер, напротив квартиры украинцев, дверь в дверь, поселились три аррогантные подруги-польки — София Налепинская (1884-1937), София Сегно и София Бодуэн-де-Куртенэ (1888-1967). В Санкт-Петербурге девушки вместе посещали частную школу польского импрессиониста Яна Ционглинского (Jan Ciągliński; 1858-1912), потом в Мюнхене изучали искусство у венгерского живописца, профессора Шимона Холлоши (Hollósy Simon; 1857 — 1918), а в столицу Франции прибыли, наслушавшись рассказов о фовистах и ателье… Поля Серюзье. Так по стечению обстоятельств Михаил Бойчук оказался незаменимым проводником, потому что именно ту мастерскую последнее время он и посещал.
Понятное дело, украинцы с польками быстро сдружились.
Так на третьем этаже дома №9 по улице Кампань-Премьер возникла украино-польская художественная коммуна. И 27-летний Михаил Бойчук влюбился без памяти в… молодую аристократку Софью Сегно.
***
Гения искусство могло потерять навсегда, потому что девушка ответила взаимностью. Даже через десять лет уже известный в Украине художник не мог забыть ту породу, ту масть:
-Яка у неї була шия! Тільки Джотто (итальянский художник и архитектор эпохи Проторенессанса Джотто ди Бондоне; 1267 — 1337 — А.Р.) малював такі. Лебедина… А яка посадка цієї шиї, які очі… Джотто, Чімабуе (флорентийский живописец, один из главных відроджувачів итальянской живописи; 1240-1302; — А.Р.).
Однако роман двух славянских сердец на Монмартре закончился шкандалем.
Узнав об амурных делах младшей сестры, в Париже нарисовался гонористый шляхтич, Генрих Сегно. Известный в России и Польше “піонер летнічества”, воздушный драгун быстро выяснил отношения с Михаилом Бойчуком и отвез экзальтированную барышню обратно в Санкт-Петербург. Чтобы сгладить разлуку, девушка вскоре вышла замуж за директора банка, некоего господина Липинского и переехала в Варшаву, навсегда распрощавшись с живописью.
Александр Рудяченко
(Продолжение следует)
По материалам: www.ukrinform.ru