Дарья Мороз
Сериал «Содержанки», вышедший на видеосервисе Start 7 марта, взбудоражил светскую Москву: пока одни ищут сходства и различия со столичным обществом тяжелого люкса и легких связей и пытаются угадать протипов главных героев, другие взахлеб обсуждают интимные сцены, непривычно откровенные для российского экрана, смелость режиссера Константина Богомолова и перипетии сюжета. Мнения полярные (и в нашей редакции тоже!), а дискуссии жаркие — так что понятно, что сериал стал настоящим событием. Об этом и многом другом мы и поговорили с замечательной актрисой Дарьей Мороз, которая сыграла роль следователя Елены Широковой — одну из главных в сериале и, кажется, одну из самых важных в карьере.
Расскажи про свой персонаж. Ты женщина-следователь…
Лена Широкова — следак, у нее есть какая-то бытовая жизнь, связанная с семьей, мужем, взрослым сыном-подростком. Жизнь эта для нее довольно скучна, ее нутро зажато обстоятельствами и бытом, а в новом мире он обретает свободу во всех смыслах. Лена — персонаж темпераментный, пытается отвлекаться на какие-то мимолетные романы, но, в общем, все это ее не сильно заводит.
А что ее заводит?
Как выяснится позже, ее будет заводить, во-первых, реальное чувство, а во-вторых, какая-то совсем другая жизнь, в которую она неожиданно войдет на почве расследуемого дела.
В «Содержанках» вообще мало персонажей, которые живут реальными чувствами, а не расчетом. Так, наверное, и в жизни часто бывает, но у моего персонажа главенствующее все-таки — это сиюсекундная эмоция, истерический выплеск, чувственная сторона дела, что мне нравится. Хотя вроде бы она должна быть расчетливой героиней, логиком, следователем и так далее.
Не секрет, что сериал довольно откровенный.
О да!
Как ты готовилась к cъемкам интимных сцен? Нужен ли какой-то особый настрой?
Сцена секса в машине из первой серии, которую многие уже успели посмотреть, не самая откровенная. Свою самую откровенную сцену я сыграла в седьмой серии. Пожалуй, ничего более откровенного я в жизни не играла вообще.
Для меня постельные сцены — вопрос… ну, скажем так, нервный. Потому что кем бы ни был твой партнер, — это все равно чужой человек. Не знаю, как для мужчин, но для женщин,это все равно вопрос достаточно интимный. Я глубокий интроверт, и поэтому для меня вообще все вопросы телесности очень закрыты и деликатны. Как, наверное, для любого русского человека — мы же в этом смысле закрытые ребята.
Поэтому готовиться невозможно — возможно только нервничать по этому поводу. А дальше уже многое зависит от партнера: как он себя ведет и насколько вы готовы выдохнуть, расслабиться и сделать это максимально натуралистично. Ведь когда мы смотрим европейские и американские фильмы, мы восхищаемся в первую очередь натуралистичностью происходящего, тем, как они смело и свободно — не пошло, а именно смело и открыто — к этому подходят: к своему телу и к ощущению себя. В «Содержанках» у меня оба партнера, слава богу, были прекрасны.
Вообще, в картине было написано гораздо больше откровенных сцен для многих персонажей, но кто-то из артистов оказался не готов, поэтому приходилось выкручиваться из ситуации, что-то минимизировать.
Вы с Марусей Фоминой, без сомнения, показали новый уровень откровенности в российском кино.
Мы с Марусей, наверное, отожгли больше всех. На самом деле, я в этом смысле собой немножко горжусь, потому что если ты идешь в эту профессию не за собственной откровенностью, то тогда ради чего? Я не про оголиться, а про то, что те сцены эротические, которые мы играем, они все равно в первую очередь связаны с человеческими эмоциями. Важно партнерское и человеческое проникновение — оно все равно передается на экран. Если это не происходит, то мы видим туфту, а если происходит — крутую сцену.
Мне кажется, что здесь за всю картину мы увидим как минимум пять очень крутых эротических сцен у разных персонажей. Это действительно здорово снято и действительно очень откровенно.
Это как-то сказывалось на ваших гонорарах?
Нет, конечно нет. Мы же не в Америке живем. Но и дублеров у нас не было, что тоже круто. На самом деле это новый опыт для российского кино.
Ты успешная актриса-трансформер. С одной стороны, есть «Дом с лилиями» — народное кино, после которого тебя узнают на улице. С другой стороны, есть более интеллектуальная аудитория — театральная. Есть художественное кино, и вот сейчас ты заходишь на территорию условного Netflix. Как ты делишь свои аудитории и как ты с ними взаимодействуешь?
Мне кажется, очень важно подходить к этому с умом: понимать, о чем ты говоришь, понимать аудиторию, для которой эта роль. И важно все время менять тактику, как бы обманывать.
Когда я соглашалась на «Дом с лилиями», я абсолютно точно понимала, что это не тот контент, который я буду смотреть сама и в котором я хотела бы работать. Но я шла на это сознательно по двум причинам. Первое: я понимала, что это будет народное кино и оно будет суперпопулярным. И второе: все-таки это Краснопольский (Владимир Краснопольский, кинорежиссер, сценарист. — Прим. ред.), это старая советская киношная школа. Для меня это был намеренный поход в жанровое кино — чтобы сбить с себя манеру современного, вернуться туда и себя немножко таким образом перемешать. И одно, и другое сработало.
Что касается арт-историй, в том числе «Содержанок», то это просто большая удача: получить себе такое кино в копилку — это нечасто бывает в наше время.
Ну, ты любимая актриса Константина Богомолова, будем реалистами.
Я один из самых древних и стойких людей в его команде, человек, который, по сути, готов на все, потому что понимает ценность происходящего процесса — и для кино и театра нашего в целом, и для себя в частности. Это большая удача и большой для меня шаг. И это именно та стилистика, к которой я стремлюсь.
Короче говоря, так или иначе, во всех киноопытах Константина, включая тот самый фильм Tatler, я принимала активное участие.
Вы с Костей развелись за полгода до начала съемок «Содержанок», при этом активно репетировали театральные проекты. Такой мирный цивилизованный развод в актерской среде большая редкость. Как вам это удалось?
Я считаю, что мужа или жену найти легче, чем артисту найти режиссера, а режиссеру найти артиста. Ведь это немножко другие связи, другой уровень подчинения или взаимодействия и вообще всего. Это не чувственное, а идейное родство.
Мы с Костей прожили вместе в общей сложности почти восемь лет. Все-таки срок. По крайней мере, в моей жизни это самые длительные отношения, которые были. Но я впервые оказалась в ситуации, когда я вне отношений, потому что раньше мне всегда казалось: так, вот сейчас мы «заряжаемся», и это на всю жизнь.
Я поняла, что любовь — это прекрасное мерцающее чувство и глупо расценивать его как «один раз и на всю жизнь». Любовь — это та же энергия. Пока люди наполняют друг друга энергией — это прекрасно. Если эта энергия уходит… Ну, значит, она уходит, и не нужно бояться этого. Да, она ушла. Но если ты постоянно будешь говорить «Нет-нет, вернись», то ничего не изменится — ты только разрушишь себя и человека, с которым ты в этот момент вместе, и ничего хорошего не будет.
Дарья Мороз с дочерью Аней Богомоловой
У тебя на автарке в Instagram молодой Олег Павлович. Когда он у тебя там появился?
После смерти. У меня везде на аватарке Олег Павлович.
Какие настроения в театре и у тебя лично?
Понятно, что Олег Павлович ушел не в малом возрасте, и все понимали, что когда-то это произойдет. Конечно, всем бы хотелось, чтобы это произошло хотя бы через пять-десять лет, но так или иначе…
Для меня тот театр, который есть сейчас, он не имеет никакого отношения к театру, в котором я работала, миль пардон, 17 лет (15 официально и 17 неофициально). Я пришла в этот театр через полгода-год после того, как туда пришел Табаков. Он меня взял со студенческой скамьи — сначала в «Табакерку», потом во МХТ, — и весь мой театральный опыт связан непосредственно с Олегом Павловичем, ну и впоследствии с Костей, который вошел в эту команду. Я против того, чтобы держаться за стены — я верю, что театр делают люди, команда людей одной крови.
При Олеге Павловиче театр был очень жизнеспособный, очень фертильный, скоростной, быстрый, веселый, живой, озорной — какой угодно. Да, игровой, и, главное, очень активно работающий, в бешеном ритме. Наверное, мы все отчасти в таком бешеном ритме существуем, потому что нас приучил к этому Олег Павлович. А сейчас в театре появилась другая энергия — немножко медленная, плавная, — творческая, но пока что совсем не моя.
Дарья Мороз и Алексей Ягудин в проекте «Ледниковый период»
Мы подкрадываемся к феминистской повестке…
О боже.
Вот мы регулярно узнаем из американской прессы, что кто-то из актрис, известных и не очень, признался, что подвергался сексуальным домогательствам и харассменту. У нас ни одной такой публичной истории нет. Есть признания Натальи Варлей в отношении Гайдая, но большого резонанса эта история не получила. Почему артисты молчат по этому поводу? Не готовы говорить?
Мне кажется, что у нас масштаб происходящего — я имею в виду масштаб кинобизнеса и телеиндустрии, — он не настолько великий, чтобы об этом вообще было интересно говорить. Это раз. Во-вторых, русские женщины гораздо более закрытые, чем американки и европейки, — все это считается у нас почему-то очень стыдной темой в принципе. То, что мы как раз раскрываем в «Содержанках», это все для русского человека очень стыдно. И это совершенно неправильно, потому что тело — это часть нас, в общем-то, одна из главных частей.
Бог его знает, почему молчат. Наверное, от стыда исключительно. От несвободы, от того, что у нас нет такой степени феминизма, как там.
Мы пока вообще еще в зачаточной стадии.
В том-то и дело. Наверное, когда мы дозреем до какой-то другой стадии, когда мы скажем: «Мы феминистки», мы будем таким образом доказывать, что мы смелые и готовы говорить об этом.
Я могу сказать, что я как раз тот счастливый человек, которого никогда не трогали. В том числе, когда я только-только пришла в театр. Во-первых, я только выпустилась из института, мне было 19, совсем еще малыш. И даже Олег Павлович, который тогда был в полной силе, никогда не позволял себе ни намека, за что я ему очень благодарна.
Ты откровенно говоришь про профессию, но не про личную жизнь. Не любишь, когда люди выворачивают грязное белье?
Абсолютно. Я считаю, что как только люди начинают пиариться, то это уже не про любовь и даже не про влюбленность. Как только ты выходишь на уровень пиара, особенно в начале отношений, то для меня это сразу такая галочка — окей, мы все поняли. Я вообще себя называю «тихушница». Я настолько интровертна, что считаю неприличным и ненужным выставлять что-либо напоказ. Поэтому сколько возможно это хранить в тайне, я буду хранить это в тайне. Хорошо, что определенные мужчины тоже так считают.
В твоей жизни появился новый мужчина? Ты увлечена?
Конечно. Я много лет все-таки была замужем, а теперь неожиданно отбиваюсь от количества мужчин, которые вдруг обнаружили, что я свободна. Я не спешу, мне очень нравится свобода, которой я обладаю. Это не про феминизм — это ощущение, что я впервые в своей сознательной взрослой жизни оказалась вне отношений.
Константин Богомолов
Софья Эрнст и Дарья Мороз
По материалам: www.spletnik.ru
