Такой она была – «застойная Пасха»
С развалом СССР рухнули «его» праздники. А остался истинний и нетленный – Пасха, Воскресение Господне, всегда наступающее после Голгофы
Многие еще помнят «золотую эпоху» брежневского застоя, с ее пресловутой колбасой по 2-20, поцелуями «дорогого Леонида Ильича» с лидерами стран Варшавского договора, кровавой «борьбой за мир» по всему миру, съездами КПСС, которыми мучили на политинформациях вся страну и, конечно же, помпезными официальными праздниками с обязательными многолюдными демонстрациями.
Впрочем, в противовес фальшивому официозу, существовала другая сторона жизни Homo soveticus, в том числе и другие праздники. Пасха и Рождество – мы об этом только что писали – оставались с людьми всегда, даже в самые черные времена сталинщины, но при Брежневе они заняли особое место в календаре «советских людей». Какое именно место – об этом напоминает наш материал.
«У тех, кто отверг Слово Божие, отнимется и слово человеческое»
С каждым десятилетием существования СССР лозунги становились все более абсурдными, а слова в устах партийных бонз – казенными. Слово, которое в христианской традиции было Богом, при советской тоталитарной эпохе утратило даже свою самую будничную, обычную человеческую ясность. Точно сбылось проклятие, брошенное в одной из повестей К.С. Льюиса: «У тех, кто отверг Слово Божие, отнимется и слово человеческое».
Каким было – это «брежневское время» для Церкви и верующих? Пожалуй его можно было бы назвать «глухим». Если сталинская эпоха была для Церкви и для верующих страшной и темной, то при «развитом социализме» – глухой. Евгений Сверстюк – известный украинский диссидент, сказал о тех «брежневских» годах: «Пасха обыденнела, вера рушилась и затягивалась паутиной морального релятивизма… Масса деформировала лицо». Самого Сверстюка судили на страстную седмицу 1972 года, а приговор оглашали на Пасхальную пятницу.
Евгений Сверстюк
Деформация, раздвоение было тотальным. Коммунисты продолжали называть религию «опиумом» и бороться за «ум и сердце строителя коммунизма», но уже, скорее, по инерции. Киево-Печерская лавра была закрыта для богослужений, так же, как и большинство церквей, – если не снесенных физически, то окончательно закрытых еще при Хрущеве. Монахи, вернувшиеся из заключения, перебивались разной работой, в частности, убирали общественные туалеты. Монахини Вознесенского Флоровского монастыря, вынуждены были прописываться в селах под Киевом, давать взятки паспортисткам и с немалыми препятствиями добираться до своей обители. Верующие пристраивались к экскурсионным группам и так, под видом экскурсантов, попадали в пещеры Киево-Печерской лавры, где прикладывались к мощам святых угодников. Об этом упоминал и Блаженнейший Владимир (Сабодан).
Крестик «для коммуниста» и «Кекс Весенний»
КГБ продолжало следить за каждым шагом, но «уровень слуха упал», добавилось лишь казенщины. Официальная церковь стала филиалом КГБ. Коммунисты тайно крестили своих детей и покупали первые золотые крестики.
А в селах по всей Украине к Пасхе пекли куличи, красили яйца, люди старшего возраста самостоятельно, без всякого церковного календаря, вычисляли дату Пасхи. И это было не только на Западной Украине, с ее сильными религиозными традициями (известно, что после присоединения к СССР и запрета Церкви люди шли в лес и там справляли Пасху»), но и, к примеру, в той же Одесской области, которая в конце 20-х – начала 30-х годов была среди лидеров антирелигиозной кампании. Несмотря на то, что ближайшая действующая церковь находилась за сотни километров, люди сами святили пасхи и приветствовали друг друга: «Христос воскрес!»
Помните анекдот, как на Пасху к Брежневу кто-то в коридоре ЦК обращается – «Христос воскрес!», а тот отвечает – «Спасибо! Мне уже докладывали…» Но то, что для партийных чиновников было «невежеством и заблуждением», для людей было отеческими традициями и настоящим – не принудительным праздником. Праздником, которого ждали, к которому готовились. Отмечали Рождество и Пасху в городах. Пасхи тогда в гастрономах не продавались, но незадолго перед Пасхой появлялся «Кекс весенний» – и все прекрасно понимали, что это значит – многим горожанам он заменял пасху, пусть и не освященную.
Советское телевидение тоже готовилось к Пасхе. В телевизионную сетку могли поставить какой-нибудь индийский «слезоточивый» мелодраматический фильм, чтобы отвлечь женщины, или – топовую кинокомедию – чтобы посадить к телевизорам всех.
Телепрограмма на Пасху 1977, 1978 и 1979 гг
Меломаны знали, что именно в Пасхальную ночь будет транслироваться «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Туда попадали не только «разрешенные» Boney M., ABBA, но и те группы и исполнители, чью музыку обычно в СССР называли «низкопробной» и слушать не давали.
Пасхальная ночь по-советски: кому молитва, а кому – «их» музыка
О праздновании Рождества и Пасхи в позднесоветское время можно прочитать в воспоминаниях и письмах украинских диссидентов-шестидесятников. Украинская поэтесса Ирина Жиленко записала в дневнике весной 1986-го чернобыльского года: «Христос Воскрес! Такая холодная пасха. В Америке – молебен за Украину. Слушала и рыдала. Что нас ждет?.. Весь мир кричит и волнуется. А у нас «тишь да гладь, божья благодать!» Молчание. Никаких предостережений, советов, сообщений. Для чего тревожить людей? Пусть сдыхают потихоньку, без тревог. По телевизору – буйное веселье. Бог с ними! Сейчас Пасха, и душе хочется покоя. Хоть на денек…»
Были и активисты, которые вместе с кегебешниками должны были караулить возле храмов в преддверии Пасхальной ночи и отлавливать «суеверных» соотечественников. Конечно, это были уже не те активисты из «Союза воинствующих безбожников» 30-х, что могли залезть на колокольню и оттуда поливать мочой крестный ход под пьяный хохот таких же безбожников – это были активисты другого толка, те кто мечтал о райкомовско-обкомовской карьере, немного испорченные сонной сытостью брежневского застоя. В атеистических журналах, таких как «Наука и религия», можно было прочитать вполне вменяемую статью о той же религии…
В 80-х в Пасхальную ночь в Киеве возле Владимирского собора, как и 40, и 80, и 100 лет назад, обиралось немало людей. Кто-то приходил, потому что не мог не прийти, ведь вера передавалась из поколения в поколение, кто-то — из любопытства, протеста, некоторые – в основном молодежь, чтобы потусить, пощекотать нервы, ведь все знали, что будут облавы и «движ»… Были там и юные безусые мальчики из интеллигентных киевских семей, как зачарованные смотрели, как в страстную среду по вечерним улицах расходятся от Владимирского собора люди, неся зажженные свечи в кульках, свернутых из чистого белого листа.
Молодые, подобно героям классической литературы, как всегда, искали смысла жизни, а кого и тошнило от родительского конформизма. Некоторые из них, чуть ли не с первого дня открытия Киево-Печерской лавры в 1988 году ушли в монахи…
Тогда, в конце 80-х, оказалось, что в жизни советского человека, «строителя коммунизма» существовало место и для Пасхи, и для Рождества…
Пасху 1979 года в г. Лунинец, Брестской области (Беларусь)
Они – эти праздники – были спрятаны очень далеко, то бишь, очень глубоко, словно на дне старого бабушкиного сундука – где-то за коммунистическим хламом: Днем рождения Ленина, 1 мая, 8 Марта, Октябрьской революцией… Потому и оказалось, что с развалом СССР со всеми его «скрепами», рухнули и все большевистские праздники. Зато осталось истинное и нетленное, как вечная Пасха, Воскресение Господне, всегда наступающее после Голгофы.
Светлана Шевцова, Киев
По материалам: ukrinform.ru
